Святая Зоя 

Поскольку сеанс чистки сапог немецким танкистам, сгоревшим при разъезде Дубосеково, не удался, взялись за другой героический эпизод Битвы за Москву, связанный с Зоей Космодемьянской. Карикатурист Андрей Бильжо поведал читателям о том, что героиня-диверсантка была психически больна, многократно лежала в клинике Кащенко с шизофренией (мол, сам лично видел ее медкарту). И болезнь якобы объясняет ее подвиг — оказавшись на «подиуме» перед казнью, «она молчала, хранила партизанскую тайну, в психиатрии это называется «мутизмом»: она просто не могла говорить, так как впала в «кататонический ступор с мутизмом», когда человек с трудом двигается, выглядит застывшим и молчит. Этот синдром был принят за подвиг».

Большинство представителей рукопожатной общественности тоже больны, но недуг у них куда серьезнее — «синдром Акунина», выраженный в хроническом незнании исторических фактов и неумении свое невежество хотя бы замаскировать. Бильжо родился в 1953 году. Советский, в общем-то, человек. Про подвиг Зои ему должны были рассказывать в школе, он читал о нем в книжках. И просто не может не знать, что, оказавшись на «подиуме», как он называет эшафот из двух ящиков из-под немецких макарон, Зоя не просто не молчала — она говорила, говорила много, практически проповедовала.

Слова девушки засвидетельствовал опрос большого числа очевидцев казни — жителей деревни Петрищево. Гитлеровцы, с их склонностью к демонстративному садизму, сами создали элемент «шоу», начав фотографировать «поджигательницу», и Зоя воспользовалась этим сполна:

«Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это мое достижение. Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен». Офицер заорал. Но она продолжала: «Советский Союз непобедим и не будет побежден». Все это она говорила в момент, когда ее фотографировали… Потом подставили ящик. Она без всякой команды встала сама на него. Подошел немец и принялся надевать петлю. Зоя в это время крикнула: «Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят». Это она сказала уже с петлей на шее. Хотела еще что-то произнести, но тут ящик убрали из-под ног.

Разумеется, карикатурист Бильжо не мог не знать, что на «подиуме» Зоя не молчала. Но зачем-то лжет, продавая и позоря свой диплом психиатра. Интереснее, впрочем, другое — почему наша либеральная общественность с такой воспаленной ненавистью относится именно к Зое? Ни на кого не выливается десятилетиями столько клеветы, как на нее. Не стесняются ни вранья, ни оскорблений.

Первая причина на поверхности: Зоя — святая. История ее подвига сложилась практически по житийному канону великомучеников: истязания, бичевания, стойкое молчание на допросе, крестный путь, обращение с проповедью к народу, увещевание врагов, праведная кончина…

Каждому дается по вере его. Зоя Космодемьянская — выходец из священнической семьи, ее дед, Петр Иоаннович, был новомучеником, убитым летом 1918-го за выступление в защиту Церкви. История о. Петра, проявившего невероятную стойкость перед лицом гонителей эпохи новой Смуты, и история морального торжества его внучки над внешними недругами Руси — во многом сходны. Перед нами тот христианский мученический архетип, который сформировал душу русского народа и сделал нас столь непреклонными в беде и борьбе.

Но есть у рукопожатной публики и еще один шкурный мотив ненависти к Зое. Не случайно русофобы особенно напирают на то, что она якобы «жгла дома простых крестьян», которые и сдали ее фашистам. Любят цитировать фразу жительницы Петрищево Смирновой: «Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала». Особенно изощренные подлецы подпускают слезу о «простых русских людях, пострадавших от комсомолки».

Эти рассуждения выдают полное непонимание жестокой природы войны, в которой вот уже три тысячелетия тактика «выжженной земли» служит одним из базовых средств ведения боевых действий. Современная война и вовсе в первую очередь логистика — своевременная доставка боеприпасов и пополнений, эвакуация раненых. Нарушение логистики равно оперативному окружению, что в свою очередь равно поражению.

Зоя являлась военнослужащей, бойцом диверсионного отряда, в задачу которого входило не «жечь дома с немцами», нанося ущерб живой силе противника, а просто сжечь все дома в ключевых, с точки зрения гитлеровской логистики, пунктах. Таковым, на свою беду, была и деревня Петрищево, расположенная на перекрестке Минского шоссе (читай — пути в Германию) и тянувшейся вдоль фронта рокадной дороги, ныне известной как Московское большое кольцо.

Если бы Зоя и ее товарищи преуспели, то деревня оказалась бы сожжена полностью, и это стало бы серьезным военным успехом, хотя и сопряженным с трагедией для местных жителей. Немцы не смогли бы оперативно перебрасывать пополнения, несли бы большие потери при обморожениях. Шел решающий этап боев за Минское шоссе, начавшийся 15 ноября 1941 года, и любая песчинка, засыпанная в шестеренки машины вермахта, имела критически важное значение. Наступление фашистов остановили под Кубинкой, в 25 километрах от Петрищево. И в этом несомненный вклад лично Зои, достаточно вспомнить, что она сожгла конюшню с 20 лошадьми, то есть лишила неприятеля транспорта.

Ни о какой «бессмысленности» действий Космодемьянской и ее группы речь вести не приходится. Подвигом стала не только смерть Зои, но и ее жизнь. Да, этот подвиг жесток по отношению к имуществу сограждан, как жестоко было выжигание посадов при татарских набегах или сожжение Москвы в 1812-м. Но Россия и Германия вели тотальную войну, в которой не было, в строгом смысле слова, «мирных жителей» и «некомбатантов». Всякий являлся вольным или невольным бойцом по ту или иную сторону фронта. Имели значение каждый глоток воды, поданный другу или врагу, каждый собранный колосок, каждая подвода с лошадьми.

Нападая на Зою, наши либералы хотят навязать обществу простую мысль: мирные граждане не должны воспринимать себя как солдат, а свое имущество как военный актив даже тогда, когда их страна ведет смертную битву за выживание. Можно и нужно отсидеться, внушают Бильжо и его единомышленники, и никто не смеет твою хату тронуть, даже если она нужна захватчику. Спору нет, в мирные дни хата должна быть неприкосновенна. Но война есть война, а нация — это всеобщая взаимная жертвенность. Готовность жертвовать другими, определяемая готовностью пожертвовать собой. Сжигая чужие конюшни и дома, Зоя принесла свою собственную жертву до конца. Она святая. И именно этим так неудобна современным коллаборационистам.