6489
4
Нередко бывает, что действия высокого командования с позиции солдата кажутся идиотскими. Проблема здесь в том, что ни солдат, ни даже младший офицер не обладают всей полнотой информации. Когда-то и я принял действия командования за маразм, но время всё расставило по своим местам.
Если бы кому-нибудь пришло в голову найти во всей Советской Армии двоих самых непригодных к службе людей, то обоих он нашёл бы в моём расчёте.
Лейтёха Бирюлин был заполошным. Когда поступала команда выполнить ту или иную боевую работу, он слегка приседал, растопыривал руки, выпучивал глаза и принимался орать что-то бессвязное вроде: «Слышали! Боевая работа! У нас мало времени! Я имею право всех застрелить по законам военного времени!» После этого он принимался бегать, орать, за всё хвататься и всем мешать.
Оператор-вычислитель Норвайшис, напротив, был рептилоидом. Он не был тупым, просто соображал примерно в 2 раза медленнее, чем прочие люди. Если бы в его распоряжении было достаточно времени, он бы верно, хотя и медленно, ввёл в НЦВМ (наземную цифровую вычислительную машину) числа полётного задания. Но даже имевшееся по нормативам время начисто убивал Бирюлин своими воплями.
В какой-то момент командир батареи Фомин понял, что бороться с природой этих двоих бесполезно, и решил от них избавиться. Норвайшис был надолго засунут в дивизионный госпиталь, а лейтёху отправили сперва в отпуск, а потом в ЦАОК (Центральные артиллерийские офицерские курсы).
За это время наш уполовиненный расчёт стал лучшим в части. Со всей боевой работой мы справлялись вдвоём с Витьком. Благодарный комбат регулярно представлял меня к очередному званию и классности, а меня распирала гордость оттого, что я фактически занимал офицерскую должность.
Стояли мы на самом рубеже двух систем, километрах в 30 от Гамбурга. Служба для меня, мальчишки, была увлекательной игрой, и мне очень хотелось поиграться в эти игрушки по полной — хотя бы выйти в готовность с боевой, а не учебной ракетой. Но в Германии это было невозможно, пускать можно было только в Капустином Яре. Яром пугали. Там всегда температура 50 градусов. Только летом плюс, а зимой — минус. Там на зубах скрипит песок во время работы, сна и еды. Там в палатки залезают тридцатисантиметровые сколопендры. Но меня не пугал и Яр. Я хотел потрогать руками боевую ракету!
Судьба сыграла со мной злую шутку. Именно тогда, когда можно было показать мастерство во всей красе, я бесстыдно всё проспал. Вот как это было.
Лейтёха Бирюлин был заполошным. Когда поступала команда выполнить ту или иную боевую работу, он слегка приседал, растопыривал руки, выпучивал глаза и принимался орать что-то бессвязное вроде: «Слышали! Боевая работа! У нас мало времени! Я имею право всех застрелить по законам военного времени!» После этого он принимался бегать, орать, за всё хвататься и всем мешать.
Оператор-вычислитель Норвайшис, напротив, был рептилоидом. Он не был тупым, просто соображал примерно в 2 раза медленнее, чем прочие люди. Если бы в его распоряжении было достаточно времени, он бы верно, хотя и медленно, ввёл в НЦВМ (наземную цифровую вычислительную машину) числа полётного задания. Но даже имевшееся по нормативам время начисто убивал Бирюлин своими воплями.
В какой-то момент командир батареи Фомин понял, что бороться с природой этих двоих бесполезно, и решил от них избавиться. Норвайшис был надолго засунут в дивизионный госпиталь, а лейтёху отправили сперва в отпуск, а потом в ЦАОК (Центральные артиллерийские офицерские курсы).
За это время наш уполовиненный расчёт стал лучшим в части. Со всей боевой работой мы справлялись вдвоём с Витьком. Благодарный комбат регулярно представлял меня к очередному званию и классности, а меня распирала гордость оттого, что я фактически занимал офицерскую должность.
Стояли мы на самом рубеже двух систем, километрах в 30 от Гамбурга. Служба для меня, мальчишки, была увлекательной игрой, и мне очень хотелось поиграться в эти игрушки по полной — хотя бы выйти в готовность с боевой, а не учебной ракетой. Но в Германии это было невозможно, пускать можно было только в Капустином Яре. Яром пугали. Там всегда температура 50 градусов. Только летом плюс, а зимой — минус. Там на зубах скрипит песок во время работы, сна и еды. Там в палатки залезают тридцатисантиметровые сколопендры. Но меня не пугал и Яр. Я хотел потрогать руками боевую ракету!
Судьба сыграла со мной злую шутку. Именно тогда, когда можно было показать мастерство во всей красе, я бесстыдно всё проспал. Вот как это было.
Над пусковой висела шестиметровая ракета, та самая, боевая, из моих мечтаний — с кассетной головой. Я метнулся в грузовой отсек, дал отмашку крановщику, загрузил изделие, нырнул в рубку, раскрутил гирокомпас, ввёл числа полётного задания, вышел на готовность. Доложил комбату по телефону. Комбат долго нецензурно молчал, прежде чем сказать обычное в этих случаях «принято». Лейтёха не подавал признаков жизни.
Ещё через полчаса явился Витёк. Если я спал под прикрытием Димы-комсомольца, то он спал за боксами безо всякого прикрытия, чисто из нежелания как-либо контактировать с заполошным, и опоздал на тревогу чуть ли не на час. Ему грозили репрессии вплоть до трибунала. Впрочем, помрачневший комбат не пошёл ни на какие меры, а просто через сутки услал куда-то к ёшкиным котам лейтёху.
Командование расчётом было снова передано мне. В готовности мы простояли четверо суток. Мы жили в пусковых, туда же нам приносили еду. Всё это время радостные гансы толпились на шоссе и глазели. Вся сверхсекретность была похерена какими-то непонятными генералами. Генералы в моём понимании превзошли по своему идиотизму даже Бирюлина.
Через четверо суток по команде «отбой!» мы отгрузили боевые ракеты обратно на ТЗМ и загнали машины в боксы. А через день или два мы организованно смотрели по телевизору парад 7 ноября. По Красной площади впервые прошли пусковые установки ракетного комплекса «Точка». Вот тебе и секретность!
Вскоре из газет выяснилось, что именно в те дни, когда мы стояли в готовности, в нескольких десятках километров от нас супостат проводил учения своего ракетного комплекса «Першинг-2». Надо сказать, что «Першинг» летал на 1700 км и мог из окрестностей Гамбурга долететь чуть ли не до Москвы. Мы тогда летали всего на 70 км. Но! У «Першинга» подготовка к пуску занимала где-то 20 минут. У нас до схода ракеты было чуть больше минуты. Плюс лететь нам до них пара минут. То есть, если бы наши спутники засекли отработку команды «пуск» у «Першингов», мы могли бы накрыть их до старта. Кассетная голова покрывает осколками 7 гектаров. У «Точки» КВО (круговое вероятное отклонение) всего 30 метров. То есть залп дивизиона четырьмя ракетами с кассетными боеголовками превратил бы в решето всю небронированную технику на площади под 30 га.
Ещё через полчаса явился Витёк. Если я спал под прикрытием Димы-комсомольца, то он спал за боксами безо всякого прикрытия, чисто из нежелания как-либо контактировать с заполошным, и опоздал на тревогу чуть ли не на час. Ему грозили репрессии вплоть до трибунала. Впрочем, помрачневший комбат не пошёл ни на какие меры, а просто через сутки услал куда-то к ёшкиным котам лейтёху.
Командование расчётом было снова передано мне. В готовности мы простояли четверо суток. Мы жили в пусковых, туда же нам приносили еду. Всё это время радостные гансы толпились на шоссе и глазели. Вся сверхсекретность была похерена какими-то непонятными генералами. Генералы в моём понимании превзошли по своему идиотизму даже Бирюлина.
Через четверо суток по команде «отбой!» мы отгрузили боевые ракеты обратно на ТЗМ и загнали машины в боксы. А через день или два мы организованно смотрели по телевизору парад 7 ноября. По Красной площади впервые прошли пусковые установки ракетного комплекса «Точка». Вот тебе и секретность!
Вскоре из газет выяснилось, что именно в те дни, когда мы стояли в готовности, в нескольких десятках километров от нас супостат проводил учения своего ракетного комплекса «Першинг-2». Надо сказать, что «Першинг» летал на 1700 км и мог из окрестностей Гамбурга долететь чуть ли не до Москвы. Мы тогда летали всего на 70 км. Но! У «Першинга» подготовка к пуску занимала где-то 20 минут. У нас до схода ракеты было чуть больше минуты. Плюс лететь нам до них пара минут. То есть, если бы наши спутники засекли отработку команды «пуск» у «Першингов», мы могли бы накрыть их до старта. Кассетная голова покрывает осколками 7 гектаров. У «Точки» КВО (круговое вероятное отклонение) всего 30 метров. То есть залп дивизиона четырьмя ракетами с кассетными боеголовками превратил бы в решето всю небронированную технику на площади под 30 га.
Но зачем же мы спалили малину?
Только спустя годы я понял, что рассекречивание «Точки», участие в котором с моей стороны оказалось столь позорным, было очень продуманной и своевременной акцией высшего военного командования.
Противостояние в «холодной войне» шло в основном по принципу создания угроз для противника и дальнейшего политического шантажа.
– У нас есть атомная бомба, — сказали американцы. — Теперь мы главные.
– У нас тоже есть, так что заткнитесь, — ответили русские, помолчав 4 года.
– А у нас — дальние бомбардировщики, чтобы донести атомную бомбу до вашей территории, не растерялись амеры. — Так что слушаться будем нас.
– Хм. А у нас есть истребители-перехватчики, — матерно ухмыльнулись русские. — А ещё есть кузькина мать. Не слышали?
– Не, не слышали.
– Ну так услышите.
– Блин, чё так громко-то?
– Ну так, чтоб услышали.
– Лан, а ракеты наши в Турции видели?
– Пффф… А наши на Кубе?
– А-а-а! Это же Карибский кризис!
– Ну так да, а вы как думали?
Только спустя годы я понял, что рассекречивание «Точки», участие в котором с моей стороны оказалось столь позорным, было очень продуманной и своевременной акцией высшего военного командования.
Противостояние в «холодной войне» шло в основном по принципу создания угроз для противника и дальнейшего политического шантажа.
– У нас есть атомная бомба, — сказали американцы. — Теперь мы главные.
– У нас тоже есть, так что заткнитесь, — ответили русские, помолчав 4 года.
– А у нас — дальние бомбардировщики, чтобы донести атомную бомбу до вашей территории, не растерялись амеры. — Так что слушаться будем нас.
– Хм. А у нас есть истребители-перехватчики, — матерно ухмыльнулись русские. — А ещё есть кузькина мать. Не слышали?
– Не, не слышали.
– Ну так услышите.
– Блин, чё так громко-то?
– Ну так, чтоб услышали.
– Лан, а ракеты наши в Турции видели?
– Пффф… А наши на Кубе?
– А-а-а! Это же Карибский кризис!
– Ну так да, а вы как думали?
И так далее, вплоть до 1986 года, когда продолжение диалога могло выглядеть примерно так:
НАТО: Ай, какая лялечка этот «Першинг-2»! Вы только полюбуйтесь! Мобильная пусковая, вот гляньте-ка, как быстро мы их из Баварии прямо под Гамбург перебросили!
СССР: Угу. А договор-то по ликвидации…
НАТО: Какой такой договор? Вы на ракету гляньте! Это же загляденье! Дальность — 1770 километров, круговое вероятное отклонение — малюсеньких 30 метров! Так ведь она ещё в полёте маневрирует, чтоб какие-нибудь идиоты её часом не сбили!
СССР: Угу.
НАТО: Что «угу»?
СССР: Это если она взлетит.
НАТО: А чё б это ей не взлететь?
СССР: А того.
НАТО: Ой, что это?
СССР: «Точка».
НАТО: Ой, какая маленькая! А откуда она тут взялась?
СССР: От верблюда. Кстати, договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности подписывать бум?
НАТО: Чёрт, блин, фак. Ну будем, толку-то теперь…
В декабре 1987 года СССР и США подписали договор о ликвидации РСМД. С октября 1988 по июль 1989 гг. все «Першинги» были сняты с боевого дежурства.
НАТО: Ай, какая лялечка этот «Першинг-2»! Вы только полюбуйтесь! Мобильная пусковая, вот гляньте-ка, как быстро мы их из Баварии прямо под Гамбург перебросили!
СССР: Угу. А договор-то по ликвидации…
НАТО: Какой такой договор? Вы на ракету гляньте! Это же загляденье! Дальность — 1770 километров, круговое вероятное отклонение — малюсеньких 30 метров! Так ведь она ещё в полёте маневрирует, чтоб какие-нибудь идиоты её часом не сбили!
СССР: Угу.
НАТО: Что «угу»?
СССР: Это если она взлетит.
НАТО: А чё б это ей не взлететь?
СССР: А того.
НАТО: Ой, что это?
СССР: «Точка».
НАТО: Ой, какая маленькая! А откуда она тут взялась?
СССР: От верблюда. Кстати, договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности подписывать бум?
НАТО: Чёрт, блин, фак. Ну будем, толку-то теперь…
В декабре 1987 года СССР и США подписали договор о ликвидации РСМД. С октября 1988 по июль 1989 гг. все «Першинги» были сняты с боевого дежурства.
Источник:
Еще крутые истории!
- "Чего ты врёшь, что у тебя только 1 партнёр": ситуации, после которых девушки не хотят идти к гинекологу
- Сотрудники магазина избили мужчину, который совершил кражу
- 14 необычных историй, когда людей случайно забыли
- "Загулялись в Дьюти Фри": пользователи рассказали, почему опоздали на рейс
- В Македонии скончался смотритель зоопарка и его любимый жираф
Новости партнёров
реклама
И в достаточной мере испытал прелести военнослужащего, от срочной службы, и курсанта, и молодого лейтенанта и всё согласно Послужного списка. Могу только заметить, что АВТОР, сам был не примером воинской доблести, а обыкновенный армейский хулиганишка, который в свою очередь пытался подъ... своего командира-молодого летёху. А поведение летёхи в трудной (для него ещё не освоенной им обстановке) вполне адекватное. Просто нужно поставить себя на его место, только что выпущенного из ВВУЗа. Так что, как то так. Честь имею!
Ну и хрень. Эти самые пиндосы разных сортов нас принципиально не могут предать, ибо они нам не служат. У них свои интересы и служат они именно им.