1.1M
Герой Советского Союза командир огневого взвода 136-й армейской пушечной артиллерийской Режицкой Краснознаменной ордена Суворова бригады старший лейтенант Георгий Фролович Шигаев (13.03.1915-27.11.1954). 1946 год.
Участник советско-финской войны 1939 — 1940 годов. В 1942 году окончил Киевское артиллерийское училище. На фронте в Великую Отечественную войну с декабря 1942 года. Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5823) Григорию Фроловичу Шигаеву присвоено 15 мая 1946 года за доблесть и мужество, проявленные при штурме Берлина.
Участник советско-финской войны 1939 — 1940 годов. В 1942 году окончил Киевское артиллерийское училище. На фронте в Великую Отечественную войну с декабря 1942 года. Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5823) Григорию Фроловичу Шигаеву присвоено 15 мая 1946 года за доблесть и мужество, проявленные при штурме Берлина.
8
213k
Судьба человека...
____
Спрашиваю:
- Где же твой отец, Ваня?.
Шепчет:
- Погиб на фронте.
- А мама?.
- Маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали.
- А откуда вы ехали?.
- Не знаю, не помню...
- И никого у тебя тут родных нету?.
- Никого.
- Где же ты ночуешь?.
- А где придется.
Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил:
"Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети"...
И сразу у меня на душе стало легко и как-то светло. Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю:
- Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?.
Он и спросил, как выдохнул:
- Кто?.
Я ему и говорю так же тихо.
- Я - твой отец...
Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: "Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!"...
Прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. А у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся…
Как я тогда руля не упустил, диву можно даться! Но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. Пока туман в глазах не прошел, - побоялся ехать: как бы на кого не наскочить. Постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. Обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру. Какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было.
Бросил машину возле ворот, нового своего сынишку взял на руки, несу в дом. А он как обвил мою шею ручонками, так и не оторвался до самого места. Прижался своей щекой к моей небритой щеке, как прилип. Так я его и внёс. Хозяин и хозяйка в акурат дома были. Вошёл я, моргаю им обоими глазами, бодро так говорю: "Вот и нашел я своего Ванюшку! Принимайте нас, добрые люди!"...
Они, оба мои бездетные, сразу сообразили, в чем дело, засуетились, забегали. А я никак сына от себя не оторву. Но кое-как уговорил. Помыл ему руки с мылом, посадил за стол. Хозяйка щей ему в тарелку налила, да как глянула, с какой он жадностью ест, так и залилась слезами. Стоит у печки, плачет себе в передник. Ванюшка мой увидал, что она плачет, подбежал к ней, дергает ее за подол и говорит: "Тетя, зачем же вы плачете? Папа нашел меня возле чайной, тут всем радоваться надо, а вы плачете". А той -
подай бог, она еще пуще разливается, прямо-таки размокла вся!
После обеда повел я его в парикмахерскую, постриг, а дома сам искупал в корыте, завернул в чистую простыню. Обнял он меня и так на руках моих и уснул.
Осторожно положил его на кровать, поехал на элеватор, сгрузил хлеб, машину отогнал на стоянку - и бегом по магазинам. Купил ему штанишки суконные, рубашонку, сандалии и картуз из мочалки. Конечно, все это оказалось и не по росту и качеством никуда не годное. За штанишки меня хозяйка даже разругала...
"Ты, - говорит, - с ума спятил, в такую жару одевать дитя в суконные штаны!".
И моментально - швейную машинку на стол, порылась в сундуке, а через час моему Ванюшке уже сатиновые трусики были готовы и беленькая рубашонка с короткими рукавами. Спать я лег вместе с ним и в первый раз за долгое время уснул спокойно. Однако ночью раза четыре вставал. Проснусь, а он у меня под мышкой приютится, как воробей под застрехой, тихонько посапывает, и до того мне становится радостно на душе, что и словами не скажешь! Норовишь не ворохнуться, чтобы не разбудить его, но все-таки не утерпишь, потихоньку встанешь, зажжешь спичку и любуешься на него…
Перед рассветом проснулся, не пойму, с чего мне так душно стало? А это сынок мой вылез из простыни и поперек меня улегся, раскинулся и ножонкой горло мне придавил. И беспокойно с ним спать, а вот привык, скучно мне без него. Ночью то погладишь его сонного, то волосенки на вихрах понюхаешь, и сердце отходит, становится мягче, а то ведь оно у меня закаменело от горя…
Михаил Шолохов.
"Судьба человека".
____
Спрашиваю:
- Где же твой отец, Ваня?.
Шепчет:
- Погиб на фронте.
- А мама?.
- Маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали.
- А откуда вы ехали?.
- Не знаю, не помню...
- И никого у тебя тут родных нету?.
- Никого.
- Где же ты ночуешь?.
- А где придется.
Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил:
"Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети"...
И сразу у меня на душе стало легко и как-то светло. Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю:
- Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?.
Он и спросил, как выдохнул:
- Кто?.
Я ему и говорю так же тихо.
- Я - твой отец...
Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: "Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!"...
Прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. А у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся…
Как я тогда руля не упустил, диву можно даться! Но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. Пока туман в глазах не прошел, - побоялся ехать: как бы на кого не наскочить. Постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. Обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру. Какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было.
Бросил машину возле ворот, нового своего сынишку взял на руки, несу в дом. А он как обвил мою шею ручонками, так и не оторвался до самого места. Прижался своей щекой к моей небритой щеке, как прилип. Так я его и внёс. Хозяин и хозяйка в акурат дома были. Вошёл я, моргаю им обоими глазами, бодро так говорю: "Вот и нашел я своего Ванюшку! Принимайте нас, добрые люди!"...
Они, оба мои бездетные, сразу сообразили, в чем дело, засуетились, забегали. А я никак сына от себя не оторву. Но кое-как уговорил. Помыл ему руки с мылом, посадил за стол. Хозяйка щей ему в тарелку налила, да как глянула, с какой он жадностью ест, так и залилась слезами. Стоит у печки, плачет себе в передник. Ванюшка мой увидал, что она плачет, подбежал к ней, дергает ее за подол и говорит: "Тетя, зачем же вы плачете? Папа нашел меня возле чайной, тут всем радоваться надо, а вы плачете". А той -
подай бог, она еще пуще разливается, прямо-таки размокла вся!
После обеда повел я его в парикмахерскую, постриг, а дома сам искупал в корыте, завернул в чистую простыню. Обнял он меня и так на руках моих и уснул.
Осторожно положил его на кровать, поехал на элеватор, сгрузил хлеб, машину отогнал на стоянку - и бегом по магазинам. Купил ему штанишки суконные, рубашонку, сандалии и картуз из мочалки. Конечно, все это оказалось и не по росту и качеством никуда не годное. За штанишки меня хозяйка даже разругала...
"Ты, - говорит, - с ума спятил, в такую жару одевать дитя в суконные штаны!".
И моментально - швейную машинку на стол, порылась в сундуке, а через час моему Ванюшке уже сатиновые трусики были готовы и беленькая рубашонка с короткими рукавами. Спать я лег вместе с ним и в первый раз за долгое время уснул спокойно. Однако ночью раза четыре вставал. Проснусь, а он у меня под мышкой приютится, как воробей под застрехой, тихонько посапывает, и до того мне становится радостно на душе, что и словами не скажешь! Норовишь не ворохнуться, чтобы не разбудить его, но все-таки не утерпишь, потихоньку встанешь, зажжешь спичку и любуешься на него…
Перед рассветом проснулся, не пойму, с чего мне так душно стало? А это сынок мой вылез из простыни и поперек меня улегся, раскинулся и ножонкой горло мне придавил. И беспокойно с ним спать, а вот привык, скучно мне без него. Ночью то погладишь его сонного, то волосенки на вихрах понюхаешь, и сердце отходит, становится мягче, а то ведь оно у меня закаменело от горя…
Михаил Шолохов.
"Судьба человека".
44
40k
Комментарий скрыт по причине низкого рейтинга. Показать
693k
37k
22k
3k
